Капитан Поль - Страница 5

Через месяц в Неаполе я читал пьесу Дюпре, Рюольцу и г-же Малибран, читал у колыбели новорожденного.

Слушатели прочили мне грандиозный успех.

Младенцем, лежавшим в колыбели и спавшим под звуки моего голоса, словно под убаюкивающее журчание материнских песен, была очаровательная Каролина — сегодня она одна из наших лучших певиц.

В то время она звалась Лили; по сей день старые и верные друзья Дюпре только так ее и называют.

Третья стадия. Разочарование

Я вернулся во Францию в начале 1836 года; моя пьеса «Капитан Поль» была полностью закончена и готова к читке в театре.

До моего появления в Париже Арель уже знал, что я возвращаюсь не с пустыми руками.

В последний раз я дал театру Порт-Сен-Мартен пьесу «Дон Жуан эль Маранья», которую все упорно называли «Дон Жуан де Маранья».

«Дон Жуан» имел успех; но на нем, по крайней мере для Ареля, лежало пятно первородного греха.

В этой пьесе не нашлось роли для мадемуазель Жорж.

Арель в отношении к Жорж не страдал ослеплением, но был воплощением преданности: все то время, пока он был директором, его театр оставался пьедесталом великой актрисы, боготворимой им.

Авторы, актеры — все приносилось ей в жертву; если великолепное божество, которое он обожал, предъявляло бы своим жрецам требования Великой матери Кибелы, то Арель издал бы закон, похожий на тот, что регулировал поведение корибантов.

К счастью, Жорж была доброй богиней в полном смысле этого понятия и ей никогда не приходило в голову со всей строгостью пользоваться своей властью.

Поэтому Арель, едва узнав о том, что я вернулся с пьесой и что в ней есть роль для Жорж, примчался ко мне.

— Значит, даже открывая Средиземноморье, — произнес он (с его стороны это означало: «Воздадим кесарю кесарево!»), — вы все-таки думали о нашей великой актрисе?

— Вы хотите сказать о «Капитане Поле»?

— Я говорю о пьесе, написанной вами… Вы сочинили пьесу, не так ли?

— Да, сочинил.

— Что ж, в этом все дело… Раз вы сочинили пьесу, то давайте ее поставим.

— Прекрасно! Чтобы с ней произошло то же, что и с «Дон Жуаном»?

Арель взял огромную понюшку табаку: таков был его способ ждать, если мимолетное затруднение мешало ему ответить сразу.

— «Дон Жуан», — пробормотал он, — «Дон Жуан»… Конечно, это прекрасное произведение… Но, дорогой мой, вы сами понимаете, там есть стихи.

— Немного.

— Верно… Хорошо, сколь мало ни было в пьесе стихов, они повредили ей… «Капитан Поль», надеюсь, в прозе?

— Да, не волнуйтесь.

— Мне говорили, что там… есть… роль для Жорж.

— Да, но, вероятно, она ее не возьмет.

— От вас, мой друг, она ее возьмет с закрытыми глазами… Но почему она не захочет эту роль?

— По двум причинам.

— Объясните.

— Во-первых, потому, что это роль матери.

— Она только матерей и играет! Ну, а другая причина?..

— Во-вторых, потому, что в пьесе у нее есть сын.

— И что же?

— То, что она никогда не захочет стать матерью Бокажа.

— Полноте! Она же была матерью Фредерика.

— Да. Но роль Дженнаро не столь значительна, как роль в «Капитане Поле». Она скажет, что пьеса не для нее.

— Хорошо! А «Нельская башня»! Может быть, эта пьеса предназначалась для нее? Вчера она играла в ней в четыреста двадцатый раз. Когда читка?

— Вы хотите этого, Арель?

— Я принес вам контракт: тысяча франков единовременно, десять процентов авторских, на шестьдесят франков билетов. Возьмите, вам лишь остается его подписать.

— Благодарю, Арель. Мы прочтем пьесу завтра, но не заключая контракта.

— Значит, читаем завтра?

— Да.

— Кого вы хотите видеть на читке?

— Прежде всего вас, Жорж и Бокажа — вот и все.

— Когда?

— В час дня.

— Пьеса длинная?

— Три часа игры.

— Это хороший размер; мы можем поставить ее в трех действиях.

— И даже в пяти.

— Гм-гм!

— Вы же поставили «Нельскую башню» в семи действиях.

— Это было в злосчастные дни, но, слава Богу, они миновали!

— Вы по-прежнему командир батальона национальной гвардии?

— По-прежнему.

— Теперь меня не удивляет, что в Париже все спокойно. До завтра.

— До завтра.

На другой день, в час, мы расположились в будуаре Жорж; Жорж, как всегда, красивая, возлежала, закутавшись в меха; Бокаж, как всегда, насмешничал; Арель, как всегда, блистал остроумием.

— Итак, вот вы и явились? — обратился ко мне Бокаж.

— Да, собственной персоной.

— Знаете, что мне сказали? Мне сказали, что вы открыли Средиземное море!

— И правильно, что вам об этом сказали, друг мой, ведь вы сами не догадались бы.

— И кажется, вы написали роль для Жорж?

— Я написал пьесу для себя.

— Как это понимать?

— Это значит, что моя пьеса, вероятно, не всем придется по вкусу.

— Только бы она пришлась по вкусу публике.

— Вы знаете, это не всегда довод, что пьеса хороша.

— Это мы еще посмотрим.

— Давайте начнем читку, — предложил Арель.

Место, где мне предстояло читать пьесу, приносило мне несчастье. Именно на этом самом месте я читал «Антони» г-ну Кронье.

После первого действия — оно довольно яркое и все посвящено капитану Полю — Бокаж, потирая руки, воскликнул:

— Очень хорошо, значит, наш путешественник еще не совсем исписался, как поговаривают?

Сами видите, дорогие читатели, что в 1836 году — ровно двадцать пять лет тому назад — уже утверждали, будто я исписался.

Но Жорж еще при чтении первого действия стала, наоборот, мрачнеть.